Блог

Aug 28, 2023

Как бороться с анти

Я плачу налоги США. Несмотря на это, в июне Верховный суд постановил, что я гражданин второго сорта. Налоги являются обязательными даже для тех, кто живет за границей, и США еще глубже выкручивают нож, будучи одними из немногих

Я плачу налоги США. Несмотря на это, в июне Верховный суд постановил, что я гражданин второго сорта. Налоги обязательны даже для тех, кто живет за границей, и США еще глубже закручивает нож, будучи одной из немногих стран, облагающих налогом иностранные доходы, а также внутренние. Поэтому единственный раз, когда я вынужден думать о своей родной стране, — это когда мне приходится платить и когда приходят плохие новости.

Когда решение Верховного суда дошло до меня в Берлине, оно стало напоминанием о том, как сильно может навредить дом, как он может ранить на больших расстояниях. Я всегда стараюсь делать покупки в странных магазинах, но в США это просто стало личным. Если мои деньги придется потратить, они пойдут в предприятия, принадлежащие гомосексуалистам, или в те, которые поддерживают нас весь год, а не только тогда, когда все вешают радужный флаг в окно.

Это постановление заставило меня задуматься о компаниях, которым я могу доверять. Я получаю свои украшения на сайте Cartography.nyc, который круглый год жертвует процент от всех продаж гомосексуальным организациям. Марк, его владелец-гей, живет в Бруклине и теперь может столкнуться с юридической дискриминацией в Америке за то, что он одновременно иммигрант и гей. Он переехал в Нью-Йорк с 200 долларами и провел первую неделю, ночуя в Центральном парке. Теперь его заработки покрывают медицинские счета его питбуля (у собаки эпилепсия), а также зарплату его команды. Марк — это американская мечта, американская история, однако страна только что сказала ему, что христианин может отказаться нести его товары, отказать ему в обслуживании и выгнать его.

Купить картографию безопасно, потому что я знаю Марка. Но я не знаю всех безликих людей, стоящих за корпорациями, управляющими Америкой (или Германией), да и не хочу этого знать. В какой-то момент жизни моих денег они должны перейти к кому-то, кто думает, что я закоренелый негодяй, социальная болезнь. Я, кстати, думаю о них то же самое: верующие, ревнители, все они. Болезнь.

Итак, линия нарисована. Единственный известный мне способ дать отпор – это деньги. Если бизнес дискриминирует, морите его голодом. Бойкотируйте их. Пусть они умрут.

Я попытался составить список предприятий, которыми можно было бы придерживаться, но он был слишком коротким — слишком мало, чтобы на него можно было жить. Я почти сдалась, когда открыла ящик с нижним бельем и увидела одно, которое, как я знал, было не только гордо странным, но и сформировало мою личность. Эту марку одежды носили большинство знакомых мне странных мужчин, она была для меня такой же привычной, как Томми Багама и Олив Гарден для натуралов, настолько распространенной, что я забыл, насколько она важна и насколько она значима. Была жизнь до Nasty Pig и жизнь после нее.

Когда я был взаперти, я боялся носить что-то, что можно было бы счесть геем. В колледже, вдали от дома и свободнее, я все еще боялась быть женственной, но была готова чувствовать себя сексуальной. Смелость носить каблуки и платья пришла позже. В то время я хотел только, чтобы мужчины в гей-баре знали, что я на охоте. Я хотел сделать первый шаг. Зная это, пожилой гей подарил мне мой первый бандаж Nasty Pig.

Сначала я увидел это на нем и подумал, что это жарко. Тот, который он мне дал, был его — немытый, с сильным запахом. Тогда я еще не знал, как аромат связан с фетишем бандажей. Бандаж лучше всего любить грязным.

В университетском футболе я носил спортивные болельщики, которые были разными. Это была спортивная одежда с неудобными пластиковыми чашками для защиты моих гениталий. Спортивный ремешок Nasty Pig вежливо кивнул спортсмену, но это была гей-версия, осознающая свою сексуальность. Ношение одного из них было и тогда, и сейчас актом идентификации. Там было написано: «Я ищу секса. Пойдем, понюхаем новое мясо.

Но это был всего лишь первый шаг. Это не заставило меня противостоять моему страху перед женственностью, потому что она не была женственной. Я до сих пор рассматриваю этот бренд как своего рода трамплин в портновском деле: первый негетеросексуальный предмет одежды, который носит закрытый или только что вышедший из дома гей. В своей рекламе и брендинге Nasty Pig довольно цисгендерный — скорее гей, чем гомосексуалист, по крайней мере, в нашем современном лексиконе. Образ NP эволюционировал, но его ранним стилем были панк и фетиш — праздничная одежда для геев Нью-Йорка с короткой стрижкой и ареной для корриды на носу.

Но это имело значение. Поговорку «Одежда делает человека» поддерживали все, от Марка Твена до Гомера. Но мой спортсмен «Nasty Pig» не сделал меня тем, кто я есть. Это сделало больше, чем это. Это сформировало вопрос «Кто я?» Я все еще спрашиваю об этом, годы спустя. Я не нашел слова, которое обобщало бы меня, но что бы это ни было, оно окутано сексом, свободой и отказом от извинений. Я не гей, строго говоря. Я занимаюсь сексом, а иногда и романтическими отношениями, с людьми любого пола. И хотя я довольно мужественный человек, мне нравится играть со своей мужественностью: иногда я ношу женственную одежду и мне нравится быть феминизированной в сексе.